Под пологом пьяного леса - Страница 32


К оглавлению

32

В один прекрасный день после полудня я обнаружил на веранде помятую жестяную банку, верх которой был закрыт листьями. Паула сказала мне, что банку недавно принес пожилой индеец и в ней сидит какое-то bicho — вот и все, что она знает. Я осторожно разгреб палкой слой листьев, заглянул в банку и, к своему изумлению, увидел громадную рогатую жабу, спокойно восседавшую на спинах двух других, поменьше.

— Что там такое? — спросила Джеки, стоявшая вместе с Паулой на безопасном расстоянии.

— Рогатые жабы… три красавицы, — восторженно ответил я.

Я перевернул банку, и жабы переплетшимся клубком плюхнулись на пол веранды. Паула взвизгнула и скрылась в доме; вскоре она высунулась из окна, дрожа от страха.

— Будьте осторожны, сеньор, — причитала она. — Es un bicho muy malo, senor, muy venenoso.

— Ерунда, — ответил я. — No es venenoso… no es yarara… es escuerzo, bicho muy lindo.

— Святая Мария! — воскликнула Паула, закатывая глаза и возмущаясь тем, что я мог назвать рогатую жабу чудесным животным.

— А они ядовитые? — спросила Джеки.

— Нет, конечно; они просто кажутся такими.

Тем временем жабы разделились, самая крупная сидела, рассматривая нас сердитыми глазами. Она была величиной с блюдце, и казалось, что голова составляет у нее три четверти объема всего тела. У жабы были толстые короткие лапы, вздутый живот и два больших глаза с золотистыми и серебристыми искорками. Над каждым глазом кожа приподнималась равнобедренным треугольником, напоминая рога на голове козленка. Невероятно широкий рот словно делил надвое тело жабы. Ее голова с торчащими рогами, выпяченными губами и мрачно опущенными углами рта как бы сочетала в себе черты жестокого злодея и надменного монарха. Зловещее впечатление, производимое жабой, еще более подчеркивалось бледной горчично-желтой окраской туловища с ржаво-красными и серовато-зелеными пятнами, как если бы кто-то, не знающий географии и не умеющий рисовать, пытался изобразить на этом туловище карту мира.

Пока Паула энергично взывала к помощи всех святых и заверяла Джеки в том, что через полчаса она станет вдовой, я наклонился, чтобы рассмотреть жабу более внимательно. Широко вздохнув, жаба раздулась вдвое больше прежнего и начала выпускать воздух, пронзительно и негодующе крича; одновременно она запрыгала мне навстречу мелкими прыжками, угрожающе раскрывая и закрывая рот. Это было поразительное зрелище; внутренняя поверхность ее губ имела яркую желтовато-розовую окраску.

Услышав изданный жабой боевой клич, Паула отчаянно всплеснула руками и начала раскачиваться в окне. Я счел момент подходящим для того, чтобы преподать ей небольшой урок естествознания и в то же время поднять свой престиж в ее глазах. Схватив дрыгавшую ногами, тяжело дышавшую жабу, я подошел к окну, в котором стояла Паула.

— Смотри, Паула, она совсем не ядовита, — обратился я к ней на ломаном испанском языке.

Когда жаба снова широко раскрыла рот, я быстро сунул в него свой большой палец. Это так удивило жабу, что на секунду она застыла с разинутым ртом, а я с ободряющей улыбкой глядел на Паулу, которая, казалось, готова была упасть в обморок,

— Она совсем не ядовита, — повторял я, — она совсем не… В это мгновение жаба оправилась от неожиданности и быстро закрыла рот. У меня было такое ощущение, будто кто-то тупым ножом хватил мне по большому пальцу. Я едва не вскрикнул от боли. Паула молча смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Я криво усмехнулся, надеясь, что моя усмешка будет принята за жизнерадостную улыбку, а жаба забавлялась тем, что через каждую секунду изо всех сил сдавливала палец своими челюстями; мне казалось, будто мой палец лежит на рельсе, по которому проходит длинный товарный поезд с увеличенным против обычного количеством колес.

— Santa Maria! — воскликнула пораженная Паула. — Que extraordinario… no tiene veneno, senor?

— No, nada de veneno , — хрипло ответил я, сохраняя на лице все ту же жалкую усмешку.

— Что случилось? — с любопытством спросила Джеки.

— Ради бога, уведи куда-нибудь эту женщину, проклятая жаба чуть не откусила у меня большой палец.

Джеки быстро отвлекла внимание Паулы, спросив ее, не пора ли подавать ленч, и Паула уплыла в кухню, то и дело повторяя «extraordinario». Как только она исчезла, мы занялись спасением моего пальца. Это оказалось нелегкой задачей, так как, несмотря на мощную хватку, челюсти у жабы были очень слабые и при каждой попытке разжать их при помощи палки они начинали гнуться, грозя сломаться. Как только мы вынимали палку, жаба с новой силой впивалась в мой палец. В полном отчаянии я положил руку вместе с жабой на цементный пол, надеясь, что жаба захочет убежать и отпустит палец; но она продолжала сидеть на месте, вцепившись в палец бульдожьей хваткой и вызывающе глядя на меня.

— Наверное, ей не нравится это место, — сказала Джеки.

— А что мне еще делать, по-твоему? — раздраженно спросил я. — Уж не пойти и не сесть ли вместе с ней в болото?

— Нет, конечно, но если ты сунешь руку вон в тот куст гибискуса, она постарается убежать и отпустит палец.

— Если она не убегает здесь, она с таким же успехом может висеть у меня на пальце и тогда, когда я буду ползать по кустам.

— Ладно, поступай как знаешь. Надеюсь, ты не собираешься всю жизнь ходить с рогатой жабой на пальце?

В конце концов я убедился в том, что, если я не хочу сломать жабе челюсти, придется попробовать вариант с кустом гибискуса. Забравшись в кустарник, я сунул руку в самые густые заросли. В ту же секунду жаба с явным отвращением выплюнула мой палец и отскочила назад. Я схватил ее и без особого труда снова посадил в банку, не обращая внимания на ее протестующий писк. От челюстей жабы на пальце осталась багровая полоса, а спустя час под ногтем образовался кровоподтек. Лишь через три дня я снова мог безболезненно шевелить большим пальцем, а кровоподтек сошел еще месяц спустя.

32